Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По пути в столовую Альва чувствовала необыкновенную гордость и воодушевление – она восторжествовала над всеми, и, кроме того, ее ждало столько работы! И все же за ликованием скрывалась маленькая девочка, которая с облегчением вздохнула, захлопнув за собой дверь домика – от волка снова удалось убежать.
Ночью Уильям зашел в спальню Альвы. Она сидела в постели, листая одну из книг, которую ей одолжил Ричард Хант, – «Старинные дома», тяжелый фолиант с изображениями французских и итальянских поместий и вилл.
Уильям присел на кровать.
– Это был замечательный вечер. Мне кажется, отцу никогда бы и в голову не пришло, что деньги можно потратить таким образом. В глубине души он все еще маленький мальчик, мать которого заправляет пансионом, а отец занимается паромами. Представьте, он дюжину раз поздравил меня с тем, что я выбрал себе такую хорошую жену.
– Думаю, все дело в вине, – улыбнулась Альва.
Уж ей-то оно определенно помогло.
– Мне не следовало вас критиковать. – Уильям прикоснулся к шелковой завязке на ее груди. – Вы всегда знаете свое дело и ставите благополучие семьи на первое место.
Альва перевела взгляд на его руку.
– Леди способны на большее, чем вы думаете.
На лице Уильяма появилась та лукавая улыбка, которую она уже начала замечать на лице сына, когда тот пытался уползти со своего одеяльца или намеревался забрать у сестры куклу.
– Признайтесь, прекрасный пол нечасто интересуется мужскими делами.
– А мужчины разве когда-нибудь пытались узнать, чем интересуются леди?
– Мы не виноваты! Как часто, сидя за обеденным столом или в гостиной, можно услышать дам, лепечущих о зонтиках и портмоне, об исключительных свойствах ковра в их доме, об их гобеленах или ресторанах за границей!
– Но и вы получаете удовольствие от хороших вещей…
– Однако я не распространяюсь об этом в обществе.
– Какая же леди осмелится высказывать свое истинное мнение, если ее непременно поднимут на смех или осудят, как это сегодня сделал Корнель?
– Вы хотите сказать, что, оставшись наедине, ваши подруги говорят о рынке ценных бумаг и, скажем, об Уильяме Твиде?[34]
«Ах, если бы», – подумала Альва.
– Я хочу сказать, что интересуюсь архитектурой и намерена продолжить сотрудничество с мистером Хантом.
– Но Ханту ваше сотрудничество ни к чему – он ведь профессионал своего дела. – Уильям потянул за ленточку и развязал ее. – Он позволяет вам помогать лишь потому, что ему нужны деньги.
Завязывая ленточку, Альва парировала:
– А вы знаете, что на территориях Юты и Вайоминга женщины получили право голоса?
– Там есть белые женщины? Я и понятия не имел.
– В прошлом году Конгресс постановил: «Пусть штаты решают сами». Вот только в штате Нью-Йорк, как и в остальных, отказываются даже рассмотреть вопрос об избирательном праве для женщин. А мы ведь существуем не только для украшения домов.
– Но украшения приносят столько удовольствия, – проговорил Уильям, вновь потянувшись к ленточке.
Он никогда не делал ничего подобного прежде. Как ей следует себя вести?
Ладонь мужа легла на ее ключицу.
– Зачем вам вся эта политическая чепуха? Почему нельзя просто наслаждаться своим положением привилегированной леди?
– Спросите своих сестер. Они тоже хотят большего.
– Они всего лишь хотят, чтобы другие привилегированные леди признали их более привилегированными. Но вы! – усмехнулся Уильям. – Вы желаете стоять с Хантом у чертежного стола и решать, куда поставить колонну, какой ширины сделать дверной проем и круглыми или квадратными будут башни…
– Да, это мое желание. Что здесь такого?
– Вы жена и мать, а не архитектор. Вы построили церковь, потешили себя. Пришло время играть свою настоящую роль. Почувствовать благодарность за жизнь, полную преимуществ. Вы ведь не обязаны работать, зачем вам это?
– Я благодарна. Только у меня есть разум, и его нужно занимать – я должна делать то, что для меня важно.
– Разве дети и я для вас не важны?
– А я и дети важны для вас?
– Что? Конечно, важны.
– Даже когда вы заняты конными фермами, ипподромами и железнодорожным бизнесом?
Уильям поднял руки, сдаваясь.
– Давайте больше не будем об этом. Главное, что отец безумно счастлив, Хант получил новую работу, а у вас будет дом королевы.
Он поднял книгу с колен Альвы и отложил в сторону. Затем погасил лампу.
«Оно того стоит», – подумала Альва. Все женщины делают это и делали испокон веков. Она от них ничем не отличается. Хотя, пожалуй, нет – она все же мудрее. По крайней мере, статус ее повышается. И она сама управляет собственной судьбой.
Тандреджи, 5 декабря 1879 года
Альва, милая!
Мне кажется или я последний раз писала тебе, когда узнала, что снова жду ребенка? За этот год столько произошло! Некоторое время я провела при дворе, и несколько раз была на аудиенции у самого принца! Придворные – весьма занимательные особы. Хотя я и не могла танцевать на балах, мне составляли компанию необыкновенно занятные леди, которые отвлекали меня от тягот моего положения.
Как тебе такая новость: я родила не одного малыша, а сразу двух девочек, похожих как капли воды. Роды прошли удивительно легко, особенно если учесть, что детей было двое. Интересно, значит ли это, что с маленьким Кимом, который научился говорить настоящие слова и теперь командует всеми, будет сложнее справиться, чем с его сестрами? Надеюсь, в жизни он преуспеет больше, чем его отец, который, хоть и изволил прибыть к рождению дочерей, но выглядел до неприличия исхудавшим и неопрятным. Он поцеловал малышек, поздравил меня, спросил, выпишет ли отец мне (а следовательно, и ему) вдвойне щедрый чек за усилия, и через два дня снова пропал. Могла ли я надеяться на что-то другое?
Помню, как много лет назад, впервые увидев усыпанную драгоценными камнями корону герцогини, я подумала, что скоро ее примерю. Но это «скоро» все не наступает – старик не желает умирать! И я уже не уверена, что корона произведет на меня хоть какое-то впечатление, когда придет время. Наверное, она ужасно тяжелая, и у меня от нее будет чесаться голова.
Напиши мне. А еще лучше – приезжай посмотреть на чудесных крошек, которых зовут Элис Элеанора Луиза и Жаклин Мэри Альва.
Нью-Йорк, 3 января 1880 года
